Глава 1
Иногда очень трудно удержаться, чтобы не говорить окружающим "мы", "нас", "нам". Это удивительно, когда из одинокого, эгоистичного "я" вдруг вырастает теплое "мы". Но в глубине души это "мы" вызывает страх: "мы" ли? И, получается, хочешь сказать "мы", "нам", "нас" - и молчишь. Потому что тешить себя надеждами - это одно, а брякать это при свидетелях - другое. А спрашивать напрямую как-то не по-мужски. Всё равно, что спросить: "ты меня любишь"? Добавить к этому "милый" и ужимки, и можно повеситься от отвращения к себе. Потому и остается "он" и "ты". Не вместе, но и не порознь.
Солнце медленно ползло на запад, подтягивая за собой длинные хвосты оранжевых лучей. Они перечерчивали подоконник и неохотно поддавались родителю, оставляя после себя густые тени в углах. Шел последний месяц лета в Конохе, в воздухе уже пахло близкой осенью, но всё ещё было тепло. Из распахнутого окна тянуло цветочным ароматом, нежным, едва уловимым и абсолютно неожиданным для жестокой реальности, где друзья и знакомые умирают едва не каждую неделю. Здесь, в этой реальности, никогда нельзя было точно знать, вернется ли с миссии уходящий, и оставалось только смиряться, отпускать от сердца и ждать-ждать-ждать возвращения. И никто не срывался, никто не кидался на шею, а вот так же сидели на кроватях, скрываясь в тенях, возлюбленные и жены, а за окнами отправлялось спать солнце, или падал снег, или пели ранние птицы - всё, что угодно.
Только Умино Ирука не был женой.
Он следил за тем, как сгущаются тени в его скромном жилище, сминая в руках белые простыни, чувствовал дурманящий аромат цветов из окна, чувствовал себя - натянутой пружиной. Время текло медленно. Где-то на улице кричали дети - у кого-то вернулся с миссии родитель.
"Да", - подумал он. - "Он тоже вернулся…" Его пальцы сгребли тонкий хлопок…
Позади негромко "пыхнуло", и Ирука обернулся.
В редких клубах дымка стоял Какаши. Помятый, уставший, но всё тот же. Стоял, засунув руки в карманы, и криво ухмылялся под маской.
Ирука вскочил, гораздо быстрее, чем требовала необходимость, шагнул к долгожданному гостю, прижался, обеими руками стянул с него маску и поцеловал.
Поцелуй получился долгим и жарким.
Слегка оторвавшись, Какаши изумленно крякнул и усмехнулся.
- Вижу, ты по мне скучал!
Ирука проигнорировал насмешку и доверчиво заглянул в его глаза, пробежался взглядом
по таким знакомым и любимым чертам, вдохнул едва заметный запах пота… В низу живота начала наливаться тяжесть. "Боги…", - подумал он, дернул за молнию дзёниновского жилета и начал подталкивать его обладателя к кровати.
- Хей-хей, - рассмеялся Какаши. - Чувствую, сегодня мне придется побыть внизу! - Кровать ударила ему под колени, и он упал, коварно ухмыльнулся и легко перевернулся, подмяв Ируку под себя. - Э, нет! Как-нибудь в другой раз, любовь моя!
На это оставалось только простонать. Прижатый Какаши к кровати, Ирука начал бешено извиваться, освобождаясь от водолазки, и крепко-накрепко вцепился руками в одеяло, когда Какаши потянул вниз его штаны вместе с нижним бельём и, как всегда, застрял на обмотанном бинтами бедре.
Какаши грязно выругался, а Ируке внезапно стало смешно. Из-под приспущенных век он с улыбкой наблюдал, как Какаши разматывает бинт, рассеянно думая о том, чем заслужил он такое счастье? Если бы не та дурацкая история с Цунаде, были ли они здесь? Было ли это? Какаши поцеловал его во внутреннюю сторону бедра, и Ирука не смог сдержать стона. Он прикусил губу, продолжая смотреть, как Какаши встал на колени, стянул с себя водолазку, зацепив по пути протектор, и отправил их в дальний угол комнаты. Памятуя о некоторых подлостях экипировки, он извернулся назад, размотал бинт, отправил его туда же и, под невнятные протесты чунина, скатился вбок, стаскивая штаны.
"Он же устал…" - подумал Ирука, но сегодня вечером здравые мысли были обречены - и он потянул Какаши обратно на себя ещё прежде, чем Какаши выпутался из одежды, сжал его бедра ногами, вцепился руками в его плечи. Какаши чуть удивленно заглянул ему в глаза. Ирука улыбнулся и потянулся за поцелуем…
Дни шли за днями…
***
Ирука не мог точно сказать дату, когда дни стали отмеряться от встречи до встречи с Какаши. Его жизнь до этой дурацкой выходки Цунаде представлялась зыбкой и нереальной, словно, появившись в его жизни, Какаши снял с его глаз шоры и показал, что мир широк и прекрасен. Хотя на самом деле мир практически целиком сосредоточился именно на нем.
Шутка ли сказать, Ирука так давно был один, практически всегда один, заполняя свою жизнь работой и детскими проблемами, и, вместо того, чтобы беспокоиться о себе, большей частью беспокоясь о Наруто. Но Наруто рос не по годам и давно доказал, что уж за кого, а за него кусать ногти не надо. Он так и говорил, морща свою вытягивающуюся лисью мордочку: "Не парьтесь, сенсей! Уж кому-кому, а вам я проблем доставлять не хочу. Верьте в меня, и всё". И Ирука верил. Потому что вера в Наруто была одной из главных составляющих его жизни.
Наруто про Какаши быстро догадался. Самого Копию он всячески избегал, поминутно обвиняя его во всех смертных грехах, теперь включающих совращение любимого учителя. Безошибочно сделав выводы из выражения лица Ируки, Наруто поскрипел зубами и, уставившись в тарелку с рамен, выдавил: "Любовь зла - полюбишь и козла". Впоследствии в разговорах этой темы они старались избегать.
Ирука очень надеялся, что учителя ничего не замечали. Но верилось с трудом.
Он понимал, что глупо надеяться, что во время разлуки Какаши скучает по нему так же, как он тосковал по нему. Всё-таки они с Какаши были совсем разными людьми. Даже слишком разными. Но он сам не раз твердил ученикам, что другой - не значит хуже, что нужно мириться с привычками и особенностями другого человека, признавать его право на ошибки и странности. Не то чтобы он сам это соблюдал, пока Цунаде не вступила в игру, но теперь понял смысл этих слов. Он не мог упрекать Какаши за молчание, за скрытность и за привычку бесшумно исчезать по утрам, не попрощавшись. Он любил Какаши, сейчас он хорошо это понимал. И жил этой любовью. Одной мимолетной улыбки Какаши хватало на весь день приподнятого настроения. Он реже кричал на детей и даже, наконец, приступил к разработке спецкурса по защите от гендзюцу. А воспоминания грели его изнутри, даже когда Какаши уходил на длительные миссии.
Но один момент стал его беспокоить.
Распространенное заблуждение, что на встречи Какаши неизменно просыпал, было опровергнуто в первую же неделю. Какаши вставал невероятно рано. На прямой вопрос Какаши неизменно невинно улыбался, чесал в затылке и отвечал что-то типа: "Гуляю".
Как ни странно, ответил Ируке Ширануи Генма.
Генма, неизменно спокойный как удав и как кот внимательный, оказался просто кладезю информации. Казалось, он знал всё и про всех, но выдавал информацию в строго определенных для каждого спрашивающего количествах.
На вопрос Ируки Генма пожал плечами:
- Я каждое утро вижу его возле скорбного камня.
О том, что сам Генма делает у скорбного камня каждое утро, Ирука тактично спрашивать не стал. Но начал беспокоиться. Он не был дураком. Не надо быть хорошим психологом, чтобы понять, что Какаши что-то снедало. Какая-то застарелая боль, из-за которой так мучительно кривились его губы во сне. Присматриваясь к Какаши, Ирука все больше волновался по этому поводу. Если бы он сказал об этом Наруто, тот бы стопроцентно подавился рамен и, брызгая слюной, на пальцах объяснил бы "дурному сенсею", о КОМ он тут взялся беспокоиться, что все проблемы у Какаши находятся ниже пояса, а единственным методом помочь ему является выбивание зубов.
А ночи стали холоднее, и, просыпаясь по утрам в пустой постели, Ирука чувствовал такую нехватку Какаши, что хотелось выть.
***
Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…
Варианты ответов: