Внимательно слушая увлекательное повествование спутника о нём же, украинка безмятежно улыбалась, изредка подталкивая носком балеток камешки, что встречались на пути. Солнце светило уже не так ярко, но жара не спала, опаляя кожу своим горячим дыханием. Прусс эмоционально махал руками, что-то возмущенно говорил на повышенных тонах и неизменно расписывал все недостатки Венгрии, потом Беларуси, а следом и всего женского пола в общем. Собеседница понимающе кивала, а на особо яростные выпады в сторону «баб» усмехалась, просто удивляясь, как альбинос додумался завести подобный разговор с девушкой.
— Подожди. А мы куда идем? – вдруг очнулся Байльшмидт, удивленно оглядываясь по сторонам, видимо, совсем не узнавая местность.
— Лично я направляюсь к себе домой, а ты, похоже, слишком увлекся своей историей. Могу предложить зайти ко мне на чай, если уж так получилось. Не могу же я отпустить гостя, что преодолел такой путь, без угощения, — указав кивком головы на длинный девятиэтажный дом, Ольга вопрошающе взглянула на блондина, ожидая ответа.
— Чай? – поморщился Гилберт, показывая свое отношение к подобному варианту. – Да и так мозги плавятся.
— У меня есть каркаде, — подняла указательный палец вверх Черненко. – Этот сорт можно пить холодным. Тем более, мое пиво Германии не слишком понравилось, значит, и тебе придется не по вкусу.
— Так уж и быть, — закатил глаза парень, цокнув языком. – Пошли. Надеюсь, живешь ты не на девятом этаже или, по крайней мере, лифт работает. А то знаю я вашу семейку…
— Лифт у нас недавно починили, да и живу я на третьем, — хихикнула украинка и, роясь в сумке, чтобы найти ключи, не заметила, как наткнулась на кого-то.
— Вот это да, — присвистнул парень, на которого налетела девушка, придерживая в одной руке бутылку пива и довольно ухмыляясь. Блондинка испугано вздрогнула и невольно сделала шаг назад, упираясь спиной в грудь подошедшего сзади пруссака. Она картинно распахнула голубые глаза, прижимая к себе сумку, а к незнакомцу присоединились ещё двое.
— Эй-эй, полегче, — надменно и слегка вальяжно протянул Гилберт, глядя на компанию до неприличия самоуверенно, и положил руку на плечо Ольги. Та лишь слегка смутилась и опустила взгляд в землю, нервно теребя ткань сарафана. То ли парни были так поражены яркой внешностью и крутостью альбиноса, то ли главную роль сыграл недружелюбный взгляд «испуганной девчушки» из-под длинных ресниц, да только все трое хулиганов, переглянувшись, ретировались, громко ссорясь между собой. Напоследок украинка услышала только «Это же та боевая из тридцать седьмой!» и украдкой усмехнулась.
— Спасибо, — тихо пролепетала Черненко, так и не глядя на «спасителя» и, заходя в подъезд, придержала дверь, чтобы он тоже успел войти.
— Я, конечно, не воевал уже очень давно, но не забыл понятие «честь». Тем более, так Великие и поступают, и поэтому их уважают и боятся, — гордо вздернув подбородок, произнес Байльшмидт и последовал за сестрой России, вновь засунув руки в карманы.
Преодолев несколько лестничных пролетов, оба оказались на широкой площадке и тут же свернули направо. Легко, даже в темноте, найдя замочную скважину, девушка два раза повернула ключ, и дверь с негромким скрипом открылась. Перед пруссаком показалась слегка узкая прихожая в коричневых тонах с единственным большим шкафом и тумбочкой для обуви. Над входом висела икона, украшенная вышитым рушником, а на стене виднелись несколько фотографий хозяйки с родственниками и друзьями. Вот легко узнать Польшу и Украину, где они, обнявшись, радуются выигрышу их заявки на «Евро-2012», рядом снимок в Крыму со всей славянской троицей. А где-то и с американцем есть фото, на котором Джонс улыбается во все 32, а зажатая им в тиски «Хельга» весьма натурально изображает непередаваемое счастье, да только заметное даже на бумаге раздраженное сверкание глаз выдает её.
— Проходи в гостиную, — девушка указала на комнату в глубине квартиры, отвлекая застывшего гостя от созерцания отрывков из её бурной жизни. – Я сейчас все принесу, а ты пока посмотри телевизор. Думаю, разберешься.
Гилберт, кивнув, ушел в указанном направлении, шаркая предоставленными ему тапками, а украинка, быстро сняв свою обувь, поспешила исполнить обещанное. Спустя несколько минут копошения, грохота посуды и бульканья воды, чайник устало испускал пар, выполнив свою работу, а в заварщике плескалась малиновая жидкость, издавая немного терпкий аромат суданской розы.
Где-то из гостиной послышалось фирменное «ке-се-се-се» прусса, и Ольга, удивленно выглянув в коридор, спросила:
— Что там?
— Да тут на каком-то левом языке канал! – вновь рассмеялся парень, делая звук громче, чтобы хозяйка тоже смогла услышать. – Не знаю, что за язык, но он уморный!
— Хам! – возмутилась Черненко, нахмуривая лоб и морща нос от негодования. – Это мой!
Обиженно закусив губу, блондинка стукнула со злости кулаком по столешнице, от чего немного кипятка пролила на руки, но не подала виду, лишь скорчив жалобную гримасу. Подхватив обе чашки покрасневшими ладошками и поставив их на поднос, девушка взяла так же тарелку с тортом и понесла гостю угощение. Без лишних обвинений и истерик, понимая, что этому немцу бесполезно предъявлять подобные претензии, поставив все на невысокий столик, она села рядом с альбиносом на диван и взяла свой напиток. Обидно, конечно, от той фразы про её язык, но многие о нем забывали, как, собственно и о ней, так что Гилберту, который теперь всего лишь область, это можно простить.
— Ты собираешься употреблять его горячим? – скривился пруссак, принявшись дергать футболку, демонстрируя, как ему жарко. – Да, кстати, ты это, не дуйся. Я же так сказал.
— Не волнуйся, — выдавила из себя вполне дружелюбную улыбку Ольга и подула на чай, желая хоть немного его охладить. – Ты можешь подождать пока он остынет. А пока торт бери.
— Ммм…это тот твой, как его…киевский? – плотоядно посмотрел на лакомство парень и взялся за нож, стремясь лишить аппетитную сладость небольшого кусочка. Вон того, с розочкой.
— Наверное, он, — мягко усмехнулась украинка, наблюдая за действиями собеседника и мимо вольно умиляясь столь явной непосредственности. — Все сейчас перевелось, но торт вкусный.
— Угу, — удовлетворенно жуя, кивнул Байльшмидт и откинулся на спинку дивана, глядя на экран телевизора, но, похоже, совсем не замечая происходящего в фильме. Он о чем-то задумался, забывая вставлять едкие комментарии на фразы героев очередной мелодрамы. Довольно непривычно было видеть молчаливого и никого не подкалывающего Гилберта, ведь тот всегда пытался разнообразить жизнь окружающих. Не важно, каким образом и, не обращая внимания на то, нравится ли это тем самым окружающим. А сейчас пребывал в тишине, совсем об этом не беспокоясь и заставляя сидящую рядом особу неуверенно делать глоток за глотком, переживая, не сказала ли она чего лишнего. Даже Птах уважал повисшее молчание, видимо, и вовсе уснув на голове владельца.
— И какому же событию я обязан тем, что до сих пор трезв? – безучастно спросил пруссак, продолжая заинтересовано вглядываться в очередную пафосную драку на экране, словно она была шедевром мирового искусства, но, заметив замешательство собеседницы, перефразировал вопрос. – У Брагинского вы что делали?
— Да так, просто брата пришли проведать, — пожала плечами Ольга и тяжело вздохнула, опуская взгляд на зелёный ковер с цветочным рисунком. – А потом Наташа опять взялась за своё. Я всегда растягивала их по разным углам, но мне это чертовски надоело. И почему-то именно сегодня я решила не вмешиваться, просто устала от этого. Да и от многого ещё…
— И от чего же? – щуря глаза, спросил альбинос, переключая канал на музыкальный, не совсем удовлетворенный видом очередных полуголых безголосых девиц, что безвкусно дрыгались под отвратительную мелодию. Эстрада. А это её сливки. В принципе, и буквально тоже, ведь, судя по прямоугольнику в углу экрана, это название, так сказать, группы.
— Сомневаюсь, что тебе интересно. Но раз уж спросил, а мне нужно выговориться… — как бы извиняясь, развела руками Черненко и поставила чашку на стол, начиная массировать виски. – Я все понимаю, я не писаная красавица, как Венгрия или сестра, но мне, в конце концов, тоже хочется внимания к своей персоне, а не ко всякой экономически важной ерунде.
Украинка разочаровано вздохнула и, поставив локоть на ручку дивана, подперла щеку рукой, закрывая глаза. Гость немного оживился, фыркнув, и бросил мимолетный взгляд на хозяйку квартиры, ехидно улыбаясь.
— Это ты-то жалуешься на недостаток смазливости и внимания со стороны противоположного пола? Слушай, вы, бабы, точно все слегка не в себе, — юноша покрутил указательным пальцем у виска, для пущего эффекта присвистнув.
— Никогда я не блистала очарованием. По крайней мере, все те упомянутые кавалеры ходили за землями, ресурсами, да за возможностью приблизится к брату, — закатила глаза девушка и дрожащей рукой заправила опять выбившуюся из-под ободка прядь за ухо. Открываться тому, кто тебя едва ли слушает, было проще. И сама она из головы лишние мысли выбросит, и последствий не будет. Да только собеседник начал, на удивление, проявлять большую активность в разговоре, уже сидя вполоборота к телевизору.
— Не смеши меня, ке-се-се-се, — расхохотался Гилберт, демонстративно хватаясь за живот. – У тебя комплекс неполноценности? Вот уж не ждали! Это у той, к которой заигрывает чуть ли не каждый в Европе, несколько азиатов и ещё два стремных очкастых заокеанских типа!
— Ну, представь себе, — искривила губы в гримасе легкого оскорбления Ольга и принялась который раз за этот день нервно теребить подол сарафана, отводя взгляд в сторону. Как оказалось, её все же достаточно внимательно слушали, и ситуация осложнялась.
— Больше будешь думать о мнении всяких левых «окружающих» – быстрее состаришься, — поучительно произнес Байльшмидт и самодовольно ткнул себя указательным пальцем в грудь. – Делай, как я, и не будет тебе проблем. Ты, конечно, не такая непревзойденная, но тоже ничего. Не умею я комплементы делать так, как Франц, но такую красотку ещё поискать надо! Да, кстати, это единственное, что этот француз делает лучше меня.
— Спасибо, — зарделась украинка в ответ на столь прямые слова и, неловко поправив обруч, пододвинула полную чашку чая парню, чтобы тут же сменить немного щекотливую тему. – Бери свой каркаде. Думаю, он уже остыл.
— И глаза у тебя красивые, — похоже, вошел во вкус альбинос, но, видя реакцию хозяйки на эту реплику, хмыкнул и махнул рукой. – Нет, честно глаза. Голубые, но не такие, как у Запада.
— Ты пей, Гил, пей, — совсем смутившись, еле улыбнулась Черненко, но вдруг слегка нахмурилась, обеспокоено всматриваясь в лицо собеседника. – Ой, что это у тебя на щеке? Неужто Наташа постаралась? Сейчас принесу спирт, нужно продезинфицировать, а то ещё инфекцию какую занесешь!
— Не на… — хотел было привычно начать возмущаться Байльшмидт, но девушка очень проворно выскользнула из комнаты, заставив несчастного недовольно цыкнуть. Какой черт его вообще дернул согласиться прийти к ней, говорить подобные вещи? Да он едва ли два раза в жизни говорил кому-то какие-то комплементы, кроме себя, конечно. Даже {censored} обходилась без них. А тут, как прорвало, едва ли были замечены опущенные уголки губ, еле заметные собравшиеся слезы в васильковых глазах и слегка дрожащий голос. Но, что пугало больше всего, этой особе хотелось продолжать делать приятное хотя бы словами, что пруссак успешно и делал, к поражению его самого. Но осознание совершенного несоответствия подобного поведения с его амплуа, заставляло Гилберта прикусить язык, насупиться и держать себя в руках. Он, черт возьми, даже с Хедервари не беседовал подобным образом! Хотя с ней, в принципе, не сильно и хотелось. Отвратительная гримаса на симпатичном личике, которую корчила венгерка при виде альбиноса, отталкивала всякого, но все же решающим фактором была сковородка, которая могла уже поспорить в количестве пребываний на голове немца даже с Птахом.
— Эй, ты не уснул? – послышался тихий голос украинки, что уже вновь опустилась рядом с парнем и усердно поливала кусочек ватки этиловым спиртом, запах которого тут же принялся щекотать обоняние.
— Нет. Кстати, после такого количества алкогольных испарений я уже могу закусывать, — резко буркнул в ответ Байльшмидт и, прищурив алые глаза, начал внимательно следить за действиями хозяйки, явно их не слишком одобряя.
— Потерпи, будет щипать, — сосредоточено пробормотала блондинка и поднесла слегка трясущуюся руку к щеке пострадавшего.
— Я столько воевал! Получил такое количество шрамов, и какая-то ничтожная царапина…с-с-с, — зашипел пруссак, почувствовав жжение. Видимо, «ранение» оказалось глубже, чем он ожидал, а отвратительная жидкость тут же начала действовать. Ох уж ему эта Арловская! Да кто она такая, чтобы уродовать его прекрасное лицо подобным!?
— Больно? – обеспокоено заворковала Ольга, тут же отдернув руку, и заботливо подула на царапину, а затем невесомо коснулась щеки альбиноса губами. Гилберт, который уже хотел что-то ответить на глупый вопрос, застыл, захлопнув от неожиданности рот. Бледные щеки стали одного цвета с его глазами, а неугомонная птица весело защебетала, бегая по голове владельца.
— Просто…я всегда так делала, когда у Ивана или Наташи что-то болело, — смутилась Черненко и, не вытерпев повисшую напряженную тишину, вскочила с места и подхватила пустую посуду. – Я пойду, помою.
Ворвавшись в кухню, девушка с громким звоном опустила кружки на столешницу и поспешно включила воду с таким огромным напором, что брызги разлетелись и по стенам. Сполоснув в прохладной жидкости руки, она поднесла одну ладошку к чуть горячему лбу и прикрыла глаза. Странный порыв и её выбил из колеи. Глупо, конечно, получилось. Украинка и сама от себя не ожидала подобного, столько лет прожить с ним в одном доме, буквально в соседних комнатах, и только теперь по-настоящему заметить! Словно какой-то дешевый бульварный роман, честное слово.
Уже моя посуду, Ольга поняла одно – Хедервари настоящая дура. Вцепилась в своего манерного австрийца, когда такой клад рядом. И, главное, готов посвятить себя ей, хотя и показывает это довольно своеобразными способами.
Губы блондинки тронула немного грустная улыбка. Ей-то подобное не светит, всерьёз никто не воспринимает страну, известную в основном, как «старшая сестра России» без лишней дополнительной информации. Ну, соседи не считаются, эти своего не упускали, чтобы лишний раз не шарпнуть лакомый кусочек, но вот подобного друга или же парня, это уже как Лиз решит, у неё никогда не было…
Закончив с посудой, девушка наскоро вытерла руки полотенцем и поспешила к гостю, но, войдя в комнату, увидела, что она пустая. А что она, собственно, ожидала? Он ведь не зря все время ухаживает за венгеркой, а сейчас просто утешал её, хотя само слово «утешал» не слишком вяжется с Пруссией. Слегка разочаровано окинув пространство взглядом, украинка заметила неаккуратный клочок бумаги на столе и, подойдя, принялась рассматривать не слишком разборчивый почерк:
«Я уже ушел, да. Мне к брату ещё зайти надо, и вообще дел много. Кстати, как я уже сказал, не парься по поводу внешности, в твоем случае это по-дурацки. Не стоит равняться на всяких Венгрий и прочих. Не умею, конечно, комплементы делать (я это уже говорил, да?), но ты…странная. Ну, не такая, как Хедервари или Арловская. Но ты мне нравишься именно этим, да. Цени то, что сам Я тебя похвалил.
Если обидит кто, звони мне. Но лучше не по телефону, а в скайпе, там меня найти проще. И вообще, приходи как-то на пиво! Может, твой метод не только от царапин, а и от похмелья помогает? Ке-се-се-се.
Великий Пруссия».
Дочитав до конца послание, Черненко радостно улыбнулась и покачала головой. Не смотря на то, что этот альбинос оскорбил её сестру, посмеялся над её языком и, к тому же, испортил своим посланием важный документ, который придется переписывать, злиться на него девушка не могла. Эх, точно дура эта Лиз! Но, если она не хочет понять своего счастья, то Бог ей судья.
И украинка, радостно напевая что-то себе под нос, пошла регистрироваться в скайпе.
Универ Экстрасенсов
В этом мире существуют духи и потусторонние силы, каждые из которых тревожат умы обычных людей. Они пугают, запутывают…
Варианты ответов: