***
Боль. Снова эта боль. Когда же это кончится? Скорее! Скорее, Смерть, приди ко мне! Нет, ты не привыкла, чтобы тебя звали и не собираешься торопиться. Ты будешь тянуть до последнего, терзать меня, чтобы я медленно сходил с ума. Ха-ха... Нет, этого не будет. Я буду держаться за последние кусочки моего разума, пока не закрою глаза в последний раз, пока в последний раз не наполню легкие воздухом. Я буду вставать и идти. Куда? Да куда угодно, лишь бы не лежать в постели, стискивая зубы от невыносимой боли.
Она не проходит...Боль. Она лишь сильнее с каждым днем, с каждым вздохом. Я хочу жить, как никто другой. Я слишком молод, чтобы умирать, слишком нужен этому миру, чтобы покинуть его навсегда. Но все равно, ложась спать, я молюсь, чтобы уходящий день стал последним. Никто, я уверен, никто так не хотел жить, мечтая умереть.
Боль. Даже во сне она меня не покидает. Она является моему сознанию черной тенью и вонзает в мой мозг острые, раскаленные до бела иглы, которые проходят сквозь череп, будто он не костяной, а слеплен из подтаявшего на солнце сливочного масла. А просыпаясь. я все еще чувствую призрачную сталь в моей голове. Сознание затормаживается, тело отказывается подчиняться. Но я собираю волю в кулак и заставляю себя вставать, улыбаться.
Улыбка отзывается болью. Но я должен... Камеры, вокруг камеры. Нельзя ни на минуту расслабиться, нельзя ничем выдать моих чувств. И лишь одно помогает мне держаться: мой брат незаметно сжимает в своих пальцах мою ладонь, даря мне свое тепло, шепчет на ухо успокаивающие слова. От этого боль не исчезает, даже не притупляется. Но терпеть становится легче.
Лишь немногие знают, через что мне приходится проходить ради всего этого, ради фанатов, визжащих от счастья на наших концертах. Эта боль все сильнее, а я все слабее, и жизнь все больше в тягость. Все, что раньше казалось мне радостью, теперь лишь вызывает новые приступы боли. И сейчас для меня существует лишь одно счастье - смерть. Но она не спешит ко мне приходить. Смерти нет.
Есть только боль. В ушах звенит, в глазах плывет. Сквозь пелену тумана я едва узнаю себя на обложках журналов, которые приносит мне Том. Но сил прочитать заголовки нет совсем, их читает вслух брат. Его голос - единственный звук, который не усиливает мою боль. А статьи не блещут разнообразием, все пишут об одном: анорексия, истощение, переутомление... Чего только мне не приписывают из-за моей худобы. Да если бы они только знали истинную причину, по которой во мне с каждым днем остается все меньше живого веса.
Боль чуть притупляется, когда я слушаю Тома. Мне не важно, что он говорит, я не вслушиваюсь в слова. Он это знает, но все равно не замолкает, понимая, что мне так легче. И я засыпаю под его бормотание. Вот так просто и легко заснуть мне удается только в его присутствии. И не важно, где. Однажды я заснул на его кровати, положив голову ему на колени. Не знаю. сколько я тогда спал, но проснулся там же. Только Том уже не сидел, а лежал рядом, а моя голова покоилась на его плече. Его теплая рука гладила мой затылок, пальцы перебирали пряди волос. Он, я знал, не сомкнул глаз в ту ночь. Том...братик. Он - единственный человек, которого у меня хватает сил любить. И не обязательно ему это говорить - он и так все знает.
А говорить тоже больно. Собственный голос режет слух, будто пила. Ох, кто бы знал, что я чувствую во время этих интервью, где приходится постоянно болтать, плести всякую чушь... Я устал. Почему бы им не спросить Густава или Георга о планах группы на будущее? Почему именно я или Том? Ему ведь не легче, чем мне. Больше половины его энергии уходит на то, чтобы поддерживать меня незаметно для окружающих, когда я едва не падаю прямо на красной дорожке. Когда возможно, он старается отвечать за меня, потому что знает, каких усилий мне стоит каждое слово. А о концертах я вообще молчу. Это пытка! Каждый раз уходя со сцены, я падаю на руки моему брату и теряю сознание.
Том... Ему тоже больно. Не физически, но душевно. Как он будет жить, когда я уйду? Ведь мы одно целое. Он это я, я это он. когда я смотрю в его глаза, то вижу в них не пролитые слезы. Я знаю: он не заплачет. Даже на моих похоронах его лицо будет каменным. Но я вижу его душу: она в крови, моей крови.
Сколько мне еще терпеть, я не знаю. Врачи говорят, что я могу не протянуть и недели, а кто-то обещает год мучений. Столько я точно не проживу...умру от боли. Мою смерть уже не предотвратить. Слишком поздно. Скоро начну лысеть. Не могу представить себя без моей черной шевелюры, даже глядя на Тома и наши детские фото. Ну, вот и узнаю, идет ли мне лысина. Мне почему-то кажется, что нет.
А боль... Едва я о ней забываю, как она вновь напоминает о себе резью в голове. "Надо показаться врачам", - напоминают брат и Дэвид. Но я же знаю, что ничего нового они не скажут. Но к ним присоединяются мои родители, я сдаюсь и в конце концов оказываюсь прав. Доктор говорит то же, что и последние раз -дцать: "Опухоль увеличивается, никаких прогнозов дать не могу". И они еще настаивают, чтобы меня положили в больницу. А какой в этом смысл? Я обречен. Мне ничто не поможет.
Никогда бы не подумал, что, имея кучу денег, не смогу даже просто приглушить боль хотя бы на время. Ни одно обезболивающее не помогает. Меня даже пытались погрузить в искусственную кому, чтобы хотя бы не надолго дать моему организму передышку. Но уже через полчаса я с дикими криками проснулся от жгучей боле в моей голове. И первым, кто оказался рядом, был Том. Он обхватил меня кольцом крепких рук, предостерегая от резких движений и нашептывая что-то на ухо. Несколько минут он сжимал меня в крепких объятиях, а я плакал ему в плечо. За всю мою жизнь только он видел мои настоящие слезы, те, что катятся градом по щекам. Короткие слезинки на публике не в счет. Только том знал, как я могу плакать: от боли, обиды или страха...
***
Мир гаремника
В этом мире любовь играет важную роль в жизни человека. Чем больше людей тебя любит, тем сильнее твоя магия, и к тому же…
Варианты ответов: