Мадара...

Я вернулась домой вместе с Деем, глубоко потрясенная. Все время я чувствовала себя так, как будто находилась в тени чего-то неизвестного, неизведанного, нервы мои были напряжены, как будто кто-то следил за мной, невидимый, находящийся вне нашей жизни. Подсознание мое словно билось в дверь сознания, призывая быть настороже каждую секунду. Странные фразы для медика? Пусть. Дей был жалок и совершенно измучен. Я задумалась о том, испытывал ли он только профессиональный интерес к умершей девушке. Если между ними что-то было, он не сказал бы мне об этом.
Мы приехали ко мне домой около четырех утра. Я настояла, чтобы Дейдара остался со мной. Потом позвонила в госпиталь. Сестра Роббинс еще не появлялась, и я заснула на несколько часов беспокойным нервным сном. Около девяти позвонила Роббинс. Она была в истерике от неожиданного горя.
Я попросила ее прийти, и когда она явилась, мы с Деем задали ей ряд вопросов.
Вот ее рассказ. «Около трех недель назад Сакура принесла домой для Рейки прелестную куклу (я живу вместе с ними). Я спросила ее, где она ее достала, и она ответила, что в маленькой странной лавочке на окраине города. Ребенок был в восторге. „Джоб, — сказала Сакура (меня зовут Джобина), — там сидит очень симпатичный парень. Но я,не знаю почему кажется, боюсь ее, Джоб“. Я не обратила на нее внимания. Харуно вообще была не очень разговорчива. Мне кажется, что она пожалела сразу же, что сказала это.
И когда я сейчас все это вспоминаю, мне кажется, что она себя как-то странно после этого вела. То она была весела, то… ну, как сказать… задумчива, что ли…
Около 10 дней назад она вернулась домой с завязанной ногой. Правой. Да. Она сказала, что пила чай с этим самым парнем и случайно опрокинула чайник. Горячий чай пролился на ногу. Парень смазал ногу какой-то мазью, и теперь она нисколько не болит. «Но я думаю, что нужно смазать ногу чем-нибудь своим», — сказала мне Харуно. Затем она спустила чулок и начала развязывать бинт. «Странно, — сказала она, — смотри, Джоб, здесь был ужасный ожог, и уже зажил. А ведь не прошло и часа, как он смазал мне его мазью».
Я посмотрела на ее ногу. На ней была большая красная полоска, но совершенно зажившая. Я сказала, что по-видимому, чай был не очень горячий. «Но ведь это был ожог, Джоб, — сказала она, — я хочу сказать, сплошной пузырь». Я осмотрела повязку. Мазь была голубоватая и как-то странно блестела, словно сияла. Я никогда не видела ничего подобного. Запаха не было. Свет мази странно мерцал, то есть не горел, а померцал некоторое время и исчез. Сакура побледнела. Потом снова поглядела на свою ногу. «Джоб, — сказала она, — я никогда не видела, чтобы что-нибудь заживало так быстро, как моя нога. Он, должно быть, колдун». «Господи, о чем ты говоришь, Сакура?» — спросила я. «О, ничего. Только мне хотелось бы разрезать это место на ноге и втереть что-нибудь противодействующее этой мази».
Затем она засмеялась, и я решила, что это шутка. Но она смазала место ожога йодом и завязала чистым бинтом. На утро она разбудила меня и сказала: «Посмотри теперь. Вчера на ногу был вылит чайник кипятка, а сегодня кожа уже загрубела, хотя должна быть очень нежной. Джоб, я хотела бы, чтобы ожог существовал».
Во и все, доктор. Больше она ничего не говорила. Казалось, она все позабыла. Я как-то спросила у нее, где находится эта маленькая лавочка и кто был этот парень, но она не сказала, не знаю почему. Но после этого она никогда уже не была веселой и беспечной. Никогда. О, почему она должна была умереть? Почему?
Дей спросил:
— Послушайте, Роббинс, а номер 491 вам что-нибудь говорит? О каком-нибудь адресе, например?
Она покачала головой.
Я рассказала ей о движении ресниц Сакуры.
— Она явно хотела передать нам что-то этими цифрами. Подумайте, что.
Вдруг она выпрямилась, стала что-то считать на пальцах, потом кивнула.
— А не могла ли она передать слово? Может это буквы «Р», «Е» и «Й». Это первые три буквы имени «РЕЙКА».
— Да, конечно, это довольно просто. Она могла попытаться попросить нас позаботиться о ребенке.
Я взглянула на Дея. Он отрицательно покачал головой.
— Она знала и так, что я это сделаю. Нет, это что-то другое.
Вскоре после ухода Роббинс позвонил Мадара. Я сказала ему о смерти Сакуры. Он был искренне расстроен. Затем мы занялись грустным делом — вскрытием тела. Результаты были те же — ничего такого, от чего девушка могла бы умереть. Около четырех часов следующего дня Мадара снова позвонил по телефону.
— Будете дома между шестью и девятью часами, Эмили?
В его голосе слышалось сдерживаемое волнение.
— Конечно, если это нужно, — ответила я, — вы нашли что-нибудь, Мадара?
Он помолчал, раздумывая.
— Не знаю. Может быть — да.
— Вы подразумеваете то предполагаемое место, о котором вы говорили?
Я даже не пыталась скрыть свое волнение.
— Возможно. Я узнаю позже. Я еду сейчас туда.
— Скажите, Мадара, что вы предполагаете там найти?
— Кукол, — ответил он. И, словно избегая дальнейших разговоров, повесил трубку.
Кукол! Я сидела, задумавшись. Харуно купила куклу и в том самом месте получила этот странный ожог. У меня не было сомнения, что именно через него получила она эту болезнь, через него и через мазь. И она давала нам это понять. Впрочем, может быть, она и ошибалась. Но Сакура любила детей, как и те восемь. И, конечно, дети больше всего любят кукол.При упоминании кукол,мне вспомнился мой новый знакомый.Сасори..честно,не знаю почему.А может потому-что он был на неё похож?Да,именно так.Но на тот момент я даже не подозревала что это был какой-то знак.
Что же обнаружил Мадара? Я позвонила Роббинс и попросила привезти куклу, что она и сделала. Кукла была исключительно хороша. Она была вырезана из дерева и затем покрыта гипсом. Она была поразительно похожа на живого ребенка — ребенка с маленьким личиком Эльфа. Ее платье было покрыто изысканной вышивкой — нарядное платье какой-то страны, которую я не могла определить. Эта вышивка была просто музейной вещью и стоила, конечно, куда дороже, чем сестра Сакура могла себе позволить. Никакой марки с указанием фирмы или хозяина магазина не было.
Осмотрев внимательно, я спрятала куклу в ящик стола, и с нетерпением стала ждать звонка Мадары.
В семь часов раздался звонок у дверей. Я услышала голос Майкла. Увидев его, я сразу поняла, что что-то неблагополучно. Его загорелое лицо побледнело, глаза смотрели изумленно.
— Пойдемте к машине, доктор. Хозяин, кажется, умер.
— Умер? — воскликнула я и бросилась вниз к машине. Шофер открыл дверцу, и я увидела Мадару, сжавшегося в углу заднего сиденья. Я не услышала пульса, а когда подняла ему веки, на меня уставились невидящие глаза. Но он был еще теплым. Я приказала внести его. Майкл и шофер положили его на кушетку в моем кабинете. Я нагнулась над ним со стетоскопом. Сердце не билось, дыхания не было. По всей видимости, Мадара был мертв. И все-таки я не мог успокоиться.Этот человек был мне дорог.Сама того не замечая,я заплакала.Я в душе кричала изо всех сил:"Не умирай!Нет!НЕТ!Пожалуйста не надо!!" Я проделала все, что делается в сомнительных случаях — безрезультатно. Майкл и шофер стояли рядом. Они прочли приговор на моем лице и переглянулись; лицо каждого из них сдерживало страх, и шофер был напуган больше, чем Майкл. Последний спросил меня монотонным голосом:
— Может быть, это отравление?
— Да, может…
Я остановилась. Яд! И этот страшный визит, о котором он говорил по телефону! А возможность отравления в других случаях! Но эта смерть была не такой — я чувствовала это — как те…
— Майкл, — обратилась я к телохранителю, — когда и где вы заметили, что с хозяином не все в порядке?
Он ответил также монотонно.
— Около шести кварталов от вас. Хозяин сидел близко, неожиданно он сказал: «О бог мой!», как будто испугался. Прижимая руки к груди, застонал и словно окаменел. Я сказал ему: «Что с вами, босс? Вам больно?» Он не ответил, затем свалился в мою сторону, а глаза его были широко открыты. Он показался мне мертвым. Тогда я крикнул Полю, чтобы он остановил машину, и мы осмотрели его. А затем на всех парах прилетели сюда…
Я прошла в кабинет и налила им по стаканчику спирта с бренди — они явно нуждались в этом. Потом покрыл тело простыней.
— Сядьте, ребята. Итак, Майкл, расскажи мне все, что случилось с того момента, как вы выехали из дома. Не упускай ни малейших деталей.-Мне было тяжело говорить,я знала что Мадара мёрт,но я просто отказывалась в это верить.В моём сердце появилась надежда,и почему-то со временем мне становилось лучше.."Он жив!Я это знаю"-твердила я себе,борясь с чувствами.
Он начал:
— Около двух часов босс поехал к Молли, это сестра Питерса, оставался у нее час, вышел, поехал домой и приказал Полю вернуться за ним в четыре. Но он много говорил по телефону, поэтому мы выехали только в пять. Он приказал Полю ехать на одну маленькую улицу за Баттери-парком. Он сказал Полю, чтобы тот ехал по улице, а машину остановил бы около парка. А мне он сказал: «Майкл, я пойду туда один. Я хочу, чтобы они знали, что я пришел один. — И добавил, — у меня есть на то причины. А ты будь поблизости, но не заходи, пока я не позову тебя». Я сказал: «Босс, вы думаете, что это благоразумно?» «Я знаю, что делаю. Выполняй то, что я приказал», — ответил он. Поэтому я замолчал.
Мы приехали, и Поль сделал, как было приказано, а босс пошел по улице и остановился у маленькой лавочки с куклами на окне, я разглядел лавчонку, когда проходил мимо.Она плохо освещена, но я заметил внутри {censored} и худую девушку за кассой. Она показалась мне бледнее рыбьего брюха. Босс постоял у окна, а затем быстро вошел. Я опять прошел мимо и мне показалось, что девица стала еще бледнее. Я еще думал, что никогда не видел человека с таким цветом лица.
Босс поговорил с девушкой, и она показала ему несколько кукол. А когда я опять проходил, я заметил в лавке женщину. Она была очень крупная. Я постоял у окна минуты две, так она меня удивила. Лицо у нее коричневое, похожее на лошадиное, над губами усы, много больших родинок или бородавок, и она как-то странно смотрела на девицу. Большая и толстая. Но как щурились ее глаза! Бог мой, какие глаза! Большие и черные, и блестящие, и они мне особенно не понравились, впрочем, как и она сама.
В следующий раз, когда я проходил мимо, босс стоял у прилавка и разговаривал с красноволосым парнем. В руках у него была пачка денег., В следующий раз я испугался. Я не увидел ни хозяина, ни дамы. Поэтому я встал у окна и стал смотреть, так как очень не любил терять босса из виду. Затем босс вышел из двери, находящейся внутри лавки. Он был рассержен, вероятно, и нес сверток, а парень шёл позади, и глаза его метали молнии. Босс что-то говорил, парень — тоже и делал какие-то странные движения руками. Какие? Ну, какие-то нелепые. Но босс не обращал внимания на него, пошел к двери и сунул при этом сверток под пальто, а пуговицы застегнул. Это была кукла. Я видел ее ноги, болтавшиеся в воздухе, когда он запихивал ее под пальто. Большая кукла, очень большая…
Майкл остановился и начал механически разминать сигарету, затем взглянул на тело, покрытое простыней и отшвырнул ее в сторону.
— Я никогда раньше не видел босса таким сердитым. Он бормотал что-то себе по-итальянски, повторяя часто слово «О бог мой!», я видел, что говорить пока не следует и молча шел за ним. Один раз он сказал громко: «В Библии сказано, что нельзя позволять жить на свете ведьмам и колдунам». Так он продолжал бормотать, крепко прижимая к себе под пальто куклу.
Мы пришли к машине, и он сказал Полю ехать скорее к вам, и к черту правила движения, так ведь, Поль? Когда мы сели в машину, он перестал бормотать и сидел спокойно до тех пор, пока я не услышал «О бог мой!», об этом я уже рассказывал. И это все, не правда ли, Поль?
Шофер не ответил. Он сидел, глядя на Майкла умоляющим взглядом. Я ясно видел, как Майкл отрицательно качнул головой. Шофер сказал с сильным итальянским акцентом:
— Я не видел лавку, но все остальное правильно.
Я встала и подошла к телу Мадары. На простыне расплылось красное пятнышко величиной с монету, как раз напротив его сердца. Я взяла одну из моих самых сильных луп и вынул самый тонкий из зондов. Под лупой я увидела на груди Мадары крохотный укол, не больше чем от тончайшей иглы. Осторожно я вставила туда зонд. Он легко скользнул вниз, пока не дотронулся до стенки сердца. Дальше он не пошел. Какая-то острая, исключительно тонкая игла вошла через грудь Мадары прямо к сердцу. Я посмотрела на него с сомнением. Не было причины умирать от такого укола. Если, конечно, орудие не было отравлено, или если укол не сопровождался каким-нибудь неожиданным шоком. Но вряд ли шок мог убить Мадару — человека, ко всему привыкшего в жизни. Нет, я, несмотря ни на что, не был уверена в смерти Мадары. Но я не сказала об этом. Живой он или мертвый, Майкл должен объяснить ужасный факт. Я повернулась к паре, внимательно следившей за каждым моим движением.
— Вы говорили, вас в машине было всего трое?
Снова я увидела, как они переглянулись.
— Была еще кукла, — сказал Майкл, как-то вызывающе.
Но я нетерпеливо отмахнулась.
— Я повторяю вопрос: вас было только трое в машине?
— Трое людей. Да.
— Тогда, — сказала я угрюмо, — следует много объяснить. Мадара был убит. Заколот. Я должна вызвать полицию.
Майкл встал и подошел к телу. Он поднял лупу и долго смотрел на маленькое пятнышко укола. Затем он повернулся к шоферу.
— Я сказал тебе, Поль, что это сделала кукла!


Корпорация "Секреты Аномалий"
Аномалии - таинственные, не поддающиеся логикой и здравым смыслом вещи, существа и события. Они появились в связи с акт…


Варианты ответов:

Далее ››